Из армейского блокнота.

Страница: 1

Сообщений 1 страница 3 из 3

Поделиться12007-05-24 04:11:20

Автор: Ветер Перемен
Активный участник

Все дальше меня уносит жизнь от тех мест, и тех друзей, и наших общих проказ Юности. Чего только мы не творили...
А, врочем, надо ли было???
Но тогда этот вопрос на повестке дня не стоял.
И мы - жили!

В лето от Рождества Христова 1982...
Я служил в Эстонии. Подрядили меня на оккупацию этой вольнолюбивой республики тогда еще великого и могучего и нерушимого советского союзу.
Как уже многие из вас знают, я служил в особых частях спецподразделений, которым и оружия не выдавали, ввиду особой их опасности для существующего строя. А может, и не только ввиду этого.
Прикомандирован я был к Таллинскому Высшему Военно-политическому Строительному Училищу, внося свой посильный вклад в дело воспитания будущих политработников для вышеупомянутых же спецподразделений. Классно я там время провел, в периодах между визитами на гаупвахту. Знали меня на всех гаупвахтах окрестностей, и, я думаю, в глубине душ своих в тайне гордились знакомству с моею персоною.
Были у меня и верные друзья, с которыми бутылка пива и та пополам. А уж в кабинет к Генералу Гнездилову, командиру Училища, нас по-одиночке никогда не приглашали, в виду особого к нам уважения - всегда, предварительно одного из нас отловив, содержали на местной губе, пока патруль был занят поисками остальных, и уж потом, под усиленным конвоем, строем вели нас в шатаб, докладывали о нашем прибытии, и строем же в генеральский кабинет вводили. Уважению и почету нам оказываемым небыло границ.
Аудиенции у генерала, правда, не были обременительно продолжительными. Генерал лаконично жаловался на невозможность нас изловить до того, как мы чего-нибудь натворим, а так же на то, что, объявляя нам очередные сутки отсидки, он зараннее с болью в душе сознаёт, что не отсидим мы до конца объявленного нам срока, так как то трубу где-то прорвет, то замыкание устроится, то то, то другое, то третье.
А специалисты мы были видные – тракторист, электрик, сантехник, вентеляционщик, некоторые из нас успели уже и по сроку до Армии отмотать, короче, мастера – на все руки. Подчас, как и подобает войсковой взаимивыручке, мы друг друга успешно взаимозаменяли, большею частию, правда, по поводу всяких разных выходок. Так что если кому-то из нас и случалось в одиночку на губу случайно отправленным быть, то одиночество товарища по оружию было не долгим. В самые короткие сроки временно оставшиеся на свободе со-товарищи пополняли соседние камеры, и веселие продолжалось.

В тот приснопамятный день, о котором далее пойдет речь, все мы были в сборе, во всеоружии – тракторист на тракторе, я, как и всякий уважающий себя электрик, на вершине столба протягиваемой линии, все по боевым постам, согласно воинскому Уставу и внутреннему распорядку. День выдался солнечным, ясным, ни что, естественно, не предвещало беды, и мы, только что возвратясь из гаупвахты, принялись усердно за работу.
Я, в очередной раз стерев пот с натруженного лица натруженой же рукой, повел взором своим по эстонским просторам. Слева величественно поднимался лес, вдаль змейкой убегала дорога к винному магазину, справа, на КПП держурные курсанты отворяли ворота. Последнее обстоятельство привлекло мое внимание.
Задержав взгляд на воротах, я увидел генеральскую «Волгу», покидавщую территорию Училища. Следом за ней выкатил и Газ-69.
Еще не зная, кто находился в составе эскорта, я почувствовал воинским чутьем, что Высший командный состав, так сказать, временно покинул расположение вверенной ему части. Являясь специалистом прикомандированным, и всегда державшим нос по направлению эстонского ветра, я в голове своей произвел необходимые математическо-логические исчисления. Выводы их, как не крути, оборачивались явной выгодой – в мою, естественно, пользу. Вопрос, сильно мою душу волновавший, заключался только в одном. Одно обстоятельство меня несколько смущало. Глядя во след удаляющемуся генеральскому поезду, я терзался смятениями души и некоторыми томлениями сердца. Стоило мне громогласно с высоты столба заявить о мною только что виденном, и результат заявления сего математичеси-логически просчитывать небыло абсолютно никакий необходимости. Беда заключалась только в том, что бригадиром этого, с позволения сказать, боевого подразделения, являся именно я. А это, в свою очередь, означало наличие некоторого подобия ответственности перед начальством, меня сюда по ошибке назначившим, за окончательное, так сказать, состояние работ. А по скольку, как вы помните, мы всем боевым подразделением из расположения гаупвахты только что прибыть изволили, легко вообразить, что работы по протяжке будущей линии электропередачи были временно приостановленны, в виду отсутствия лиц, за протяжку оной ответственных.

Пребывая в тягостных раздумьях сих, я с трудом заканчивал крепление проводов к изоляторам. Приближался момент моего спуска с опоры, и, верный воинскому долгу, я не мог долго держать в тайне мною только что виденное. С другой же стороны, участившиеся в последнее время мои визиты в расположения гаупвахты, обагатили меня некоторым опытом, а логический склад ума моего мне подсказывал, что очередной визит в вышеупомянутое заведение – не за горами.
Не сложив еще четкого плана предстоящих боевых действий, я уже интуитивно предчувствовал исход их. Думаю, всем, в войсках побывавшим, знакомо это чувство – чувство ожидания начала атаки, или приближение – неумолимое приближение – неминуемой расплаты.
Вот уж и вязки довязанны, болты довинченны. Подъемник, тихо шумя гидравлическими струями, плавно возвращает меня к томящимся внизу в ожидании моего спуска боевым товарищам. Сказать ли им все сразу, прямо вот так – взять, и сказать? Или поберечь их еще немного, подняться еще на одну опору?
Перегоняем технику к следующему столбу. Подъемник раскорячивает свои гидравлические лапы, вот уже все готово к очередному подъему.
Тут приходит конец моим мучениям. Я сообщаю известие, ценность которого переоценить врядли возможно. Надо ли объяснять, что я был понят с полуслова, соответствующие выводы сделанны незамедлительно, решения приняты, состоялась, так сказать, выездная сессия малого военно-полевого совета. Я не помню случая, чтобы решения наших советов подвергались бы долгим обсуждениям. Всегда совещания отличались краткостью и быстротой перехода к действиям.Порою было достаточно одного вопроса: «Ну, шо?» - и все становилось на свои места, все всем было ясно и понятно, оставалось только приступить к исполнению. Решения - в жизнь претворялись незамедлительно. В тех случаях, правда, когда деньги были.
В тот день нам все же дико повезло, что я, проявив предельную выдержку, позволил водителю подъемника на базе ЗИЛа-131 раскорячить гидравлические костыли возле следующей опоры строящейся линии. То есть, стараясь изо всех сил, до последнего - я всем своим видом показывал, что мне и в мысли не приходит за какою бы то ни было надобностию прекращать монтажные работы. Местность, однако, не отличалась идеальною ровностью поверхности, а два раза подкапывать и подсыпать под опоры подъемника грунт, вымащивать их «подушками» желающих особо не находилось, не припоминаю такого случая. И, благодаря опыту, накопленному мною в период перемещения по гаупвахтам округа, я с быстротой ЭВМ расчитал, что после проведения такох приготовлений, вероятность возникновения желания снимать подъемник с места его установки практически равна нулю, и за винищем мы если поедем, то в лучшем случае - на тракторе... Хотя, конечно, в кабине ЗИЛа, было бы намного комфортабельнее...
Но, как я уже сказал, в этом и было наше счастье, поскольку сегодня, с высоты прожитых лет, все события того дня я вижу уже в несколько ином свете...

Оставалось только решить, на каком тракторе мы отчалим. В распоряжении нашем был "Белорус"- экскаватор и С-100 (или С-130 - не помню уже точно) - бульдозер. Особенностию "Белоруса" было очаровательнейщее блуждание рулевого колеса, свободный ход коего находился в пределах 70-85 градусов. Т.е. - на такой угол нужно было провернуть рулевое колесо при попытке изменения направления движения. Причем, при вращении рулевого колеса вправо, изменение направления движения часто производилось в сторону совершенно противоположную.Чудо-техника, я до сих пор удивляюсь как оставались живы те, кто волею или неволею оказывался в поле деятельности этого уникального механизма. Находясь же в поле деятельности оного, предугадать направление возможного движения, при наличии определенного опыта, можно было путем определения степени растерянности находящегося за рулем. Иногда временно исполняющий обязанности управителя механизма выкрикивал некие фразы, походящие на воинские команды, отличающиеся емкостью содержания, глубиною смысла, и лаконичностию, ввиду чего печатно воспроизвести их не представляется возможным.

Как вы сами легко себе можете вообразить, использовать вне территории военного объекта этот вид механизации, значило подвергать гражданское население республики чрезмерному риску преждевременного и нежелательного вхождения в контакт с ним, что в свою очередь означало, как минимум, тюрьму водителю и инвалидность потерпевшему. В этой связи предложение использовать «Беларус» для передислокации личного состава к винному магазину военсоветом принято небыло. Идти, однако, маршем – было лень. Да и далековато. Поэтому было принято решение выдвигаться на броне С-100. Бульдозер имел возможность стабильнее держаться на курсе. К тому же, в случае усыпания бульдозериста, тракторист, остаюшийся в кабине рядом, в должности штурмана и второго пилота, пожалуй, сможет его разбудить.
Движимые такими побуждениями, вдохновленные принятым решением, спешно заполнив кабину и облепив своими телами брюню бульдозера, мы взяли курс к винному магазину через близлежащий лес, сокращая время и расстояние. Ковыляя по кочкам, ныряя в канавы и карабкаясь на бугры, наш бульдозер, гордо рыча и обдавая маслянистой копотью оседлавших его, ведомый уверенной рукой трезвого еще, как стекло, бульдозериста в скором времени доставил жаждущих к опушке леса, с которого уже отчетливо просматривалась вывеска желаемого заведения.
Припарковав средство передвижения у ближайшего болотца, не глуша двигатель, выставив оцепление, отрядили десант в колличестве двух бойцов к месту дислокации спецмагазина.

Продолжение следует...

Поделиться22007-11-08 21:54:43

Автор: Ветер Перемен
Активный участник

Это тоже из армейского блокнота. Но другая история.

Подушечные бои.

В Армии я кузнечил. Ну, не то, чтобы профессионал, а просто умел молотком стучать, да и сила в костях была.
Впрочем, и сейчас еще - о-го-го!

Моё признание, как кузнеца, началось с того, что меня заставили дырки в стенках бить, с целью протаскивания электрических проводов в последствии.
Дом офицерский строился.
Надобно знать, что, будучи выгнанным из двух учебных заведений, до призыва в Армию, я умудрился еще и 5-й разряд электромонтажника получить, хотя и там не всё гладко обошлось.
Именно это обстоятельство и предрасположило начальство моё на эту ответственную должность меня назначить.
Дыры нужно было бить правильно, а моё незаконченное высшее в известной степени служило гарантией предполагаемого результата.
Вообще, куда бы я не потыкался в юности моей, где бы меня судьба не испытывала, везде и всюду всё оборачивалось примерно одним и тем же, - меня либо выгоняли, либо - в виду отсутствия опции "выгнать" - сажали на гауптвахту.
Было бы нечестным не признать тот факт, что выгоду своего положения я тоже (иногда) видел, и опцией выгоды своей не однократно пользовался.

Так вот, в тот славный день, когда ко мне пришло признание, с последующим освобождением от битья в стенах дыр, я просто взял зубило отбойного молотка, оттянул его слегка молотком, после предварительного прогрева резаком, и подкалил немного, закалкой этот процeсс назвать было нельзя в виду полнейшего несоответствия условий.

Kaк ни странно, однако, но мой почин был подхвачен соседними подразделениями, а ввиду полнейшего наличия отсутствия так называемого здравого смысла у «подхвативших», как это зачастую в войсках водится, зубилья не становились острее ничуть, даже наоборот.
Результат не заставил себя долго ждать, и в один из дней все работы по битью были приостановленны, зубилья были ко мне на подносе принесены, с ними же и приказ, чтобы разобраться и навести порядок, внедрить и ускорить, и пр. и пр.

В части нашей имелась кузнечная мастерская, позабытая и позаброшенная, с одной стороны из-за безпробудного пьянствования кузнеца, из гражданских нанятого, с другой же стороны ввиду того, что кузнечить попросту было нечего. Зубилья и прочий инвентарь закупались в зависимости от потребности в оных, а о ремонте или продлении срока службы инвентаря никто из начальства и не помышлял, концентрируясь в основном на воспитательной работе. Думаю теперь, что битьё дыр в стенах тупыми зубильями как раз и являлось частью воспитательного процесса.

После объяснения начальству, как можно наладить зубило-восстановительный процесс в кратчайшие сроки, о заброшенной кузнечной мастерской вспомнили, куда меня, в сопровождении конвоя, торжественно и доставили.
Я, вообще, падок был до разного рода почестей, и очень любил эскорты всякие. Недостатком в этом случае было только то, что внимание, моей персоне подобным образом оказываемое, по воинскому уставу полагалось лишь арестованным, в числе которых находиться свыше 28 суток не позволялось, опять же согласно вышеупомянутому уставу.
Такой вот замкнутый круг.
Надо ли вам говорить, что я старался изо всех сил, и делал, всё что мог.
Кузнечное дело, меня, однако, увлекло, и, даже – не побоюсь сказать – затянуло. Об интернет-зависимости тогда мы еще не знали.
Перековав зубилья и подкалив оные, я занялся другими инструментами, которые требовали кузнечного вмешательства.
Как-то от нечего делать, я, найдя несколько прутьев, завил их хитроумненько, приклепал к ним еще несколько, и еще, и из хитросплетения этого в конце концов вышел подсвечник.
За этим занятием и застал меня дежурный офицер, проверявший территорию после отбоя.
Оправдываться перед ним и отпираться я не стал, и на прямой вопрос – что ты здесь после отбоя делаешь, я, с не меньшей же прямотою и ответствовал – железо кую!
Естественно, мы повздорили. Было у них так принято – со мною ссориться.
На утро снаряжена была экспедиция в кузницу, с целью определения рода моих занятий после отбоя.
Подсвечник, естественно, обнаружили, и после установления личности заказчика, коего и в помине небыло, подсвечник конфисковали в пользу командира части. В этом случае, как, впрочем, и во всех остальных, командир считал себя стороною, интересы которой были ущемлены, и требовали сатисфакции..

Долго ли, коротко ли, заказы на подсвечники начали сыпаться ко мне со всех сторон. Все мало-мальски уважающие себя начальники и командиры считали долгом своим заказ свой в кузнице разместить, в виду того, что, по их мнению, делать мне всё равно было нечего. От обязанностей службы меня, естественно, никто ограждать не собирался, и поэтому я имел всё же возможность скрашивать свою жизнь и потакать некоторым своим слабостям, выражаемыми, например, в пререканиях со старшими по званию.
Любимым аргументом моим в спорах с новоиспеченными офицерами и прапорщиками была фраза – «неужели Вы и вправду думаете, что 70 лет назад кто-то к вам обратился бы со словами - «Ваше Благородие». Как правило, фраза эта действовала безотказно, приводя в бешенство того, к кому она была обращена.
Относилось это, впрочем, только к Офицерам, прапорщиков же я донимал иначе, ознакомляя их с Приказом Петра I:
«Причислить Прапорщика к офицерам, однако в салон Офицерский его не впускать, дабы он присудствием своим и поведением гнусным не портил настроения господ Офицеров.»
Тем не менее, не смотря на все прилагаемые усилия, визиты мои на гаупвахту в последние 5-8 месяцев службы значительно сократились.
Но случай, имеющий непосредственное отношение к заглавию моего поветствования, вскоре предоставился.
Как вы уже знаете, интернета тогда еще небыло, и вдохновение, на меня снисходившее исключительно в вечерние часы, находило себе выход в ковке металла после отбоя.
Разумеется, если на тот момент я не был задействован в мытье полов или посуды.
В один из дней, я, наковавшись вдоволь и поужинав в расположении части, в пределах дислокации оной собирался и ночь скоротать.
Но судьбе было угодно распорядиться по другому.
В казарме нашей роты – после отшествия ко сну – был затеян подушечный бой. Затеян он был, как на грех, военнослужащими нашего призыва, старшими других, к тому времени, и потому мои воззвания и вдохновительные речи с призывами водворить спокойствие, оставленны были, так сказать, без внимания.
Что делать?
Осознав, что уснуть в этом бедламе все равно уже не смогу, я направился в кузницу.
Проведя там несколько часов, я почувствовал, как все кости мои тянутся к постеле. Ковка – не такое уж лёгкое занятие, даже для человека, находящегося в хорошей спортивной форме.
Каково же было мое удивление, когда, вернувшись в расположение роты, я застал подушечный бой в самом его разгаре. Видимо, у участников сражения открылось второе дыхание. Потом – третье. Потом – четвертое. И так далее.
На пути моего следования к койке как раз и располагался эпицентр этого веселия.
Делать было нечего.
Я подхватил матрац с ближайшей койки, и, активно работая им направо и налево, смело начал прочищать себе путь к месту предполагаемого ночлега.
Участники подушечного побоища сразу же оценили достоинство матраца, почтительно с моего пути разлетаясь в межкоечные проходы.
И вот - уже победа близка. Вот-вот уже усталые члены мои коснутся застиранных солдатских простыней, и, возможно, на короткое время, я забудусь сном.
Тща себя надеждою той, я вдруг услышал позади себя мою фамилию, громовым голосом старшины произнесенною.
Естественно, бой в тот же миг утих.
Все уастники его с мышинною проворностию шмыгнули по койкам, в казарме водворилась долгожданная тишина, а посреди казармы перед старшиной стоял я – с дурацким матрацом в руках.

Надо ли разъяснять, что виновником ночного побоиша признан был ваш покорный слуга, соответственно, на гауптвахту водворён, из разположения которой на следующий день торжествеено в сопровождении конвоя к кузнице и был доставлен.